«Нашел призвание в своем детском хобби»
— Вы окончили романо-германское отделение филологического факультета МГУ, но при этом сейчас занимаете должность на крупнейшем спортивном телеканале страны. Что заставило Вас пойти на телевидение?
— Любовь к футболу. Я очень люблю футбол, как ни странно. Я фанат футбола сейчас ничуть не меньше, чем был им в детстве. Может быть, я не смотрю его в таком количестве, и его стало слишком много с точки зрения количества часов в неделю, но даже жена надо мной смеётся и говорит: «Ты как собака — когда мяч увидишь, у тебя глаза загораются». Это какой-то, видимо, уже рефлекс. Я играл в футбол. Я не смог сделать профессиональную карьеру, потому что… не собирался её делать! В советское время профессиональная карьера футболиста была очень сложной темой.. Но главное — профессиональный спорт и профессиональный футбол — это то, чем ты должен заниматься 24 часа в сутки вместо учебы, а в моей академической семье и речи быть не могло о том, чтобы мне не получить высшее образование.
— Разве не травма колена поставила крест на Вашей карьере?
— Нет, травму я получил уже когда закончил. Я играл здесь, в Хамовниках, в простенькой местной команде. Потом тренера пригласили в «Спартак-2», и он лучших ребят забрал с собой. Ездил на тренировки отсюда с Фрунзенской четыре раза в неделю. Прошел весь этот путь — от третьей команды мальчиков до первой команды юношей. Уровень чемпионата Москвы был очень высокий. Поля были плохие, ужасные мячи и полное отсутствие инвентаря, но играли прилично, Травму я получил уже в университете. Поступил на первый курс, собрал команду факультета, которая не участвовала несколько лет в чемпионате МГУ, там и «порвался».
— То есть у Вас никогда не было мечты стать профессиональным футболистом? В это тяжело верится.
— Ну, это было невозможно! Пойми, даже сейчас сложно совмещать учебу и профессиональный спорт, а в советское время — просто исключено. То есть либо ты занимаешься спортом с утра до вечера, а учеба постольку-поскольку, либо наоборот. В моей семье вопрос о профессиональном спорте никогда не стоял. Хотя меня приглашали в «ФШМ» и в первую команду «Спартака». Но родители сразу сказали, что надо учиться, поступать, получать образование. Профессиональный футбол в то время не сулил каких-то перспектив жизненных, как сейчас. Это сейчас, если ты добрался до этой высоты и подписал профессиональный контракт, то обеспечил на всю жизнь себя и всю свою семью за один сезон. Тогда было все по-другому.
И, конечно, не стоит забывать, какая конкуренция была в СССР. 15 республик, а чемпионат один, общий. И если мы с тобой говорили про 800 человек в России, то тогда были те же самые 800 или меньше на весь союз. Вот у меня в команде был парень, Коля. Он забивал по 30 за сезон стабильно. Очень талантливый парень. Его позвали на просмотр в смоленскую «Искру», команду Первой Лиги СССР, когда ему было 16 лет, и забраковали по здоровью. То есть тогда отбор был на значительно более серьезном уровне. Поэтому про профессиональный спорт речи вообще не шло.
— Хорошо. А почему Вы разменяли столь перспективную карьеру переводчика?
— У нее было значительно больше перспектив. Но мне попросту было скучно. Я одно время работал в банке. Да, я очень хорошо выучил итальянский за три года, потому что переводил документы, контракты и прочее. Но мне было скучно приходить на работу в 9 и сидеть до 6-ти вечера каждый день. Это просто вообще не мое. И вся эта корпоративная история, как выяснилось, тоже. Поэтому я своего рода свободный художник, и в этом смысле мне очень повезло, потому что я нашёл призвание в деятельности, которая была моим хобби с самого детства.
Но я не могу сказать, что это произошло случайно. Потому что я футбол любил с детства. У меня куча тетрадок до сих пор сохранилась. Я играл все время сам с собой теннисным мячом, прямо в квартире разыгрывал чемпионаты — играл и комментировал вслух, когда родителей дома не было. Плюс филологическое образование — это все-таки гуманитарное образование. Мы работаем с языком. Я приходил вовсе не комментатором, а корреспондентом. Первая моя работа — я был репортером, корреспондентом. А репортерская и корреспондентская работа — это работа, в первую очередь, с текстом. Чтобы работать с текстом, надо как минимум владеть родным языком, уметь из слов складывать предложения.
«В начале 2000-х мы были ходячей матчастью»
— Можно немного про путь на «НТВ»? Вы ведь пришли фактически без опыта.
— Понимаешь, мне повезло, потому что людей с опытом не было. В 96-м году не было профессии спортивного журналиста. Ну и не было, тем более, телевизионной спортивной журналистики. И потому как этого не было, мы пришли на непаханое поле и начали пахать вместе — собственно, у кого-то получилось стартануть хорошо. Плюс, конечно, в моем случае мне огромную поддержку оказали мастодонты советского телевидения — ранее упомянутые Алексей Иванович Бурков и Анна Владимировна Дмитриевна, которая была условным художественным руководителем. Говоря современным языком — главным и креативным продюсером. Анна Владимировна стала для меня учителем во всех смыслах. А еще у нас был Аркадий Фалькович Ратнер — директор отдела трансляций. Он до «Плюса» был заместителем руководителя спортивной редакции Гостелерадио СССР. В общем, имел колоссальный опыт работы на тот момент. И, собственно, в эфир я попал благодаря ему, потому что он что-то во мне рассмотрел, услышал, увидел, и дал шанс.
Поэтому я им очень благодарен. В любой творческой профессии на старте всегда очень важно быть замеченным. В футболе, кстати, точно так же — если ты талантливый парень, но ты попал к тренеру, который в тебе ничего не видит, то этот талант частенько зарывается в землю. А бывает, что у тебя какого-то супер-таланта нет, но ты попадаешь к тренеру или к режиссеру, если ты актер, который видит в тебе какой-то потенциал, верит в тебя, дает тебе шанс, не зарывает тебя сразу, не прессует, не давит, а наоборот, поощряет твою творческую деятельность. Мне в этом смысле очень сильно повезло, что те люди, которые были рядом со мной, они мои возможности каким-то образом разглядели и подталкивали, не душили, а наоборот.
— Как изменилась профессия за эти годы? В хорошую или в плохую сторону?
— Конечно, профессия изменилась, потому что я начинал в отсутствии медийного и информационного поля. В конце 90-х, в начале 2000-х мы были ходячей матчастью. То есть все, что ты знаешь, все, что ты нароешь, все, что тебе рассказал тренер, футболист, или ты нарыл какую-то где-то инфу — это был эксклюзив, который кроме тебя никто не знал. И можно было этим круто пользоваться, потому что это невозможно было перепроверить. Не было других источников информации. Поэтому ты был король матчасти. Сейчас ты не можешь соревноваться с искусственным интеллектом. Это бесполезно. Потому что все, что ты говоришь, любой зритель может перепроверить в режиме онлайн и подловить тебя на неточности, на том, что ты, например, какой-то факт неправильно привел. Сейчас матчасть ушла глубоко на второй план.
— Что сейчас самое главное? Что сейчас является основой работы спортивного журналиста? Тогда было важно уметь подойти, правильно себя преподнести, найти контакт, договориться. А сейчас?
— В этом смысле я не вижу большой разницы, потому что искусственный интеллект или робот не возьмет интервью после матча. Правда в том, что многие как раз и работают как роботы, поэтому из них ничего не получится. Но есть отдельные личности, которые подходят к профессии творчески и по классике, что называется. То есть в этом смысле не изменилось ничего. Ты должен интересоваться делом, которым ты занимаешься. Футболистам говорят: «Ты должен любить футбол в себе больше, чем себя в футболе». То же самое и здесь. Ты должен любить дело, которым ты занимаешься, больше, чем себя в этом деле. И не пытаться вырулить за счет своего собеседника, поставив его в неловкое положение глупым вопросом, чтобы на тебя все обратили внимание — «О, как ты прибил его! » Это неуважение к старшим и своего рода отсутствие воспитания немножко напрягает, честно говоря. Но на самом деле основы и азы профессии не поменялись даже с приходом технологий и искусственного интеллекта.
— Количество изданий сейчас, мне кажется, выросло. И из-за этого все слишком много внимания уделяют «кликбейтным» заголовкам.
— Да. К сожалению, это плохая часть истории, но с ней ничего нельзя поделать. В любом случае все познаётся в долгую. Сегодня ты взял какое-то одно скандальное интервью и ты якобы крутой. Нет. Я надеюсь, в эту профессию не приходят на день или на два, не на месяц и даже не на год. У нас есть такая поговорка: «На телевидение очень сложно попасть, но еще сложнее с него уйти». Если ты уже один раз пришел — все, ты уже скорее всего навсегда. Вот поэтому это игра в долгую. Это дело, грубо говоря, твоей жизни. Если ты в этом деле хочешь надолго задержаться, то твой самый главный капитал как журналиста — твои отношения с людьми.
Если ты сидишь дома на диване и поливаешь всех грязью, просто потому что у тебя просмотры и ты торгуешь просмотрами, то это не делает тебя крутым журналистом. Крутой журналист — это тот, который может найти подход к любому собеседнику, человек, которому не откажет собеседник, человек, у которого есть репутация. А футбольный мир очень тесен, все друг друга знают так или иначе, даже не через одно рукопожатие, а просто напрямую. Вот теннис, например, очень семейный вид спорта. И быть комментатором или журналистом в теннисе — сложнее, чем в футболе, потому что ты не можешь про теннис писать, просто смотря его по телевизору — это никому не интересно. Интересно, кто с кем поженился, кто с кем развелся...
— Тренерские интриги, ага.
— Конечно! Половина из того, что происходит на корте, вытекает из взаимоотношений в этой очень узкой группе людей. Кто с кем кому изменил, кто у кого кого увел. Поэтому для теннисного журналиста проникновение в семью — основа основ. Если тебя туда пустили, считай, что ты король. В музыкальной журналистике то же самое, понимаешь? Тебе нужен эксклюзив, тебе нужно личное общение, чтобы тебя подпустили к этому пространству. И при этом доверие, чтобы люди, которые тебя в этот узкий круг пустили, были уверены, что ты не сделаешь подлость и не включишь камеру или микрофон без разрешения, чтобы один раз прославиться. Не понимая, что это будет в первый и главное в последний раз.
В общем, возвращаясь к нашей теме — рандомно высказывать свое мнение сидя на диване долго не получится. Всех, кого ты уже облил грязью, на второй раз облить не получится — это уже никому не интересно. Гораздо интереснее, когда про футбол рассказывают участники игры. Задача хорошего журналиста — сделать так, чтобы эти люди появлялись, чтобы они рассказывали об игре, о своем тренерстве, о своем опыте. А для того, чтобы эти люди с тобой сели за один стол и начали общаться, надо иметь соответствующую репутацию. Чтобы они с тобой начали разговаривать откровенно, а не на отвали, как это зачастую бывает.
Это и есть азы профессии, которые, мне кажется, за эти 30 лет сильно не изменились. Сложнее стало в том смысле, что сегодня инфополе настолько обширное и настолько быстро меняющееся, что те вещи, которые раньше были темой на неделю, сейчас не интересны уже на следующий день. И вам, журналистам-пишущим, сложнее, потому что вам надо каждый час искать новую тему. Особенно при такой бешеной конкуренции, которая есть в электронных СМИ. Потому что героев мало, они одни и те же. Все равно вы будете писать про Дзюбу и про Акинфеева, а не про ноунеймов. Мне немножко проще, потому что у меня передача выходит раз в неделю после тура. Я получаю новые результаты, новую информацию, и обсуждаю. Это немножко полегче, чем генерировать какой-то контент каждый день.
— Я хотел как раз спросить — из молодых коллег выделяете кого-то как достойных представителей профессии на текущий момент?
— Наверное, я уже своего рода ветеран профессии и всегда негативно относился к публичным высказываниям коллег про своих коллег. Я считаю, что должно быть какое-то, знаешь, цеховое уважение друг к другу. Все ведь очень ранимые, и это нормально в творческой профессии — ты не можешь быть абсолютно толстокожим и вообще ни на что не реагировать. Таких людей не бывает. Поэтому, конечно, все так или иначе переживают по поводу своей работы — получилось, не получилось, кто что сказал, и так далее. Поэтому обсуждать вслух коллег пофамильно немного неприлично на мой взгляд.
Другой вопрос, что меня лично очень расстраивает, в том, как эволюционирует комментаторская профессия. Сейчас почему-то принято, что хороший комментатор — это тот, кто быстро и складно говорит. И таких в новом поколении комментаторов уже очень много, и я не только про коллег с «Матч ТВ». И они все абсолютно одинаковые. Помню, проходил Чемпионат мира 2018 года — квинтэссенция всего футбольного телевидения. Раз в четыре года лучшие из лучших играют в футбол, и, соответственно, лучшие из лучших это дело комментируют и освещают, что логично. Так вот, мне несколько раз по ходу чемпионата звонили очень уважаемые люди из числа любителей футбола с большим стажем и спрашивали: «А кто сейчас комментирует? » Это катастрофа. Если любитель футбола, который смотрит его десятилетиями, не узнает голос на таком событии как чемпионат мира, это ненормально.
Поэтому, на мой взгляд, это проблема. То, куда сейчас двигается профессия. Появилось очень много, как я придумал определение, «футбольных говорунов». Они действительно очень складно и быстро говорят и уверенно пересказывают «Википедию», но комментарий спорта это не только про то, чтобы пересказать факты, статистику и интервью тренера перед матчем, хотя возможно он действительно сказал там что-то важное, а про то, что происходит здесь и сейчас и твоя комментаторская реакция на уникальное событие, которое произошло только что в прямом эфире. Это могут быть эмоции, мнение, какая-то иная реакция, которая вызовет реакцию зрителя, чтобы он с тобой либо разделил эмоции либо поспорил.
С другой стороны, здорово, что молодые голоса появляются. У нас на «Матче», безусловно, есть очень талантливые ребята. Опять же, не буду называть фамилий, чтобы они корону на голову не надевали и продолжали работать, но они постепенно набираются опыта и уже готовы к самостоятельной работе на серьезных матчах. А продвижение молодых это дело очень ответственное не только для комментатора, но и для руководителя. Потому что федеральный эфир — не просто складно рассказывать про футбол. Это еще и определенная ответственность, потому что за каждое слово цепляются не только обычные зрители, но и различные ответственные, уважаемые люди. И молодой комментатор должен помнить, что работает не только для своих ровесников, И тут же встает вопрос ответственности за свои слова, тон, подачу материала, формулировки. Это тоже то, что приходит только с опытом.
«Ну сколько можно уже про любимый счет Фабио Капелло»
— Сквозь годы у Вас накопился огромный арсенал каких-то знаменитых фраз, которые люди вспоминают до сих пор.
— Это меня очень радует, потому что до сих пор подходят люди, причем значительно моложе, которые говорят: «Георгий, спасибо за 2008 год! » 20 лет прошло! Это не какой-то монолог Шекспира в исполнении великого актера — я просто откомментировал футбол, вообще ничего особенного!
— На мой взгляд, сейчас так не комментируют. Есть какая-то любимая фраза?
— Проблема в том, что я этих фраз нарожал большое количество, а люди хотят нового. Постоянно придумывать новое очень сложно, а самое главное, что через силу их не придумаешь. Раньше я пытался себя заставлять, думал: «Так, люди от меня ждут какой-то словесный кульбит…», надо что-то придумать, даже записывал какие-то каламбуры в качестве заготовок, а потом бросил это дело. Комментатор и аниматор — разные занятия, хотя я отличный аниматор и с удовольствием развлекаю людей в компании, причем чаще всего совершенно бесплатно. Но футбольный репортаж это все-таки другое.
Иногда думаю: «Ну сколько можно уже про любимый счет Фабио Капелло? ». Но я заложник того, что я голос FIFA. И какие-то фразы я нарочно повторяю, потому что понимаю, что для многих зрителей я голос из детства, из FIFA. Многие именно в этом амплуа меня узнают, потому что не смотрят чемпионат России, например. Поэтому я это использую умышленно, как бы даю им ощущение, что они играют в игру. Это такое «волшебство телевизора», которое было бы глупо не эксплуатировать. Самоцитирование — нормальная история, это не плагиат. Любой музыкант вам это скажет. Придумывать все время что-то новое невозможно.
Фразу «Я сейчас закончу вообще все» специально не придумаешь. Это работа головного мозга, которая мне не подвластна. Я не знаю, как эта фраза родилась. Вот она вылетела. А потом проходит 20 лет, появляется Нгамалё и дарит мне майку «Нгамалёёёёёёёёёё» с 20 «ё» на спине — дома у меня висит. Очень круто. А ведь я это не придумывал. Оно само как-то все происходит.
— И всё-таки, есть у Вас любимая фраза?
— Нет. Я скорее люблю пролистать какие-то кусочки из книжки своей, потому что реально получаю от неё удовольствие. Перечитываю и думаю — не может быть, чтобы это я написал. Прямо радуюсь иногда за автора. Я считаю, что это самое лучшее, что сделал в творчестве. Книга «Истории чемпионатов мира» — колоссальная работа. Я сделал всё сам полностью. Еще и фотографии архивные за свои деньги купил. Мне после выхода книги говорили: «Ты что, это сам написал? Зачем? Надо было надиктовать кому-то, чтобы расшифровали». Нет! Я ловил кайф и получал удовольствие от того, что я все делал своими руками — колоссальную редакторскую работу, поиск материалов, их перевод с разных языков и прочее. В итоге, как я считаю, сделал классный продукт, которым я лично как автор очень доволен.
А чтобы я там наслаждался какими-то своими собственными высказываниями — ну нет. Более старшие коллеги в свое время мне твердили: «Репортаж закончился — забудь, переверни страницу, начинается следующий день». У меня с этим большая проблема. Я человек очень впечатлительный и эмоциональный, иначе не был бы таким, какой есть. К сожалению, уже пробыв столько лет в этой профессии, я продолжаю заниматься самокопанием. Например, когда прокомментировал тяжелый матч — твои первые внутренние ощущения всегда правильные. И если ты поработал плохо — после этого не спишь ночь, вспоминаешь какие-то фразы и говоришь себе: «Ну какой же ты идиот…».
В наши дни особенно! Раньше то этого не было, а сейчас через две минуты, у тебя на руках все нарезки и моменты в 20 ракурсах с 30 комментариями о том, что ты ничего не смыслишь в футболе и должен быть немедленно убран из эфира. И ты понимаешь, что в каких-то моментах зрители правы, потому что «как ты мог этого не увидеть? ». Но невозможно каждому всякий раз объяснять, почему так случилось, даже если у тебя действительно есть на это причина. Самое обидное, что никто не обращает внимание на плюсы! Да никто же никогда не напишет: «О, вот сегодня комментатор круто разобрал, увидел, как перестроилась тактическая схема, угадал замены! » На это же никто не обращает внимание. Зато пишут: «Дилетант, он назвал Петрова Козловым! ». Ну и что? Ну, назвал, ошибся, но ты же видишь фамилию! Не в этом же заключается работа комментатора, чтобы безошибочно называть все фамилии. Опять же, футболист может не попасть по воротам, но он ведь продолжает дальше играть.
Поэтому такие моменты, особенно после тяжелых эмоциональных матчей, отбирают огромное количество энергии. Я это много раз повторял и хочу еще раз повторить. Профессия спортивного комментатора — самая сложная публичная профессия. Ну, кроме политики, наверное, но мы политику не трогаем. Спросите у моей жены — со мной в одном пространстве очень тяжело после матча находиться. Ты, конечно, не пробегаешь 12 километров. Но ты, блин, эмоционально отдаешься так, что тебе откуда-то эту энергию надо получать обратно. Музыканты или артисты получают от зрителей цветы или аплодисменты. А мне не дарят цветы, мне не аплодируют. В крайнем случае поливают говном. Или не поливают. Вот это хороший, так сказать, итог сегодняшней работы. Не обосрали? Уже прекрасно.
Я не хочу сказать, что жду цветов и аплодисментов, но, в принципе, они, конечно, нужны любому человеку, который выступает публично на огромную и очень, как сейчас принято говорить, токсичную аудиторию, потому что футбольные болельщики, по определению, это самые токсичные люди на свете. Кто не с нами, тот против нас. Все. И ты с этим ничего поделать не можешь, я это прекрасно понимаю, принимаю, и глупо с этим бороться.
«Любой матч "Спартака" и "Зенита" — это расстрел»
— Я думаю, что у общественности в отношении Вас нет какой-то золотой середины. Вас либо реально сильно любят и уважают, либо терпеть не могут. Как к этому относитесь?
— Если ты будешь задумываться почему, то сойдешь с ума. Я в какой-то момент для себя понял, что если хочу остаться психически здоровым человеком, надо просто через это переступить. К счастью, у меня есть возможность общаться регулярно с людьми, чью игру я комментирую и обсуждаю. Если бы я не слышал от них комплиментов никогда, тогда меня бы это реально напрягало. Или если бы они не приходили ко мне в эфир никогда. Ну, знаешь, они же не пойдут в эфир к идиоту. У меня за всю карьеру не было ни одного тренера или футболиста, который бы не ответил на сообщение или не перезвонил. Ни одного случая.
Были и ссоры, и какие-то конфликтные ситуации, но они всегда разрешались. Всегда мы находили общий язык. Потому что футбол — это эмоции. Команда проиграла? Виноват судья и комментатор, а кто же еще? Это нормально, это часть профессии. Я не модель, чтобы всем нравиться. Если обсуждают, не важно в каком ключе, значит это цепляет людей, а значит ты не зря был здесь.
— Можете вспомнить самый сложный матч в карьере?
— Любой матч «Спартака» и «Зенита» — это расстрел. Раньше был «Спартак» — ЦСКА. Когда тебя смотрит миллион человек, и 500 тысяч болеют за одну команду, а 500 тысяч за другую — понятно, что любой твой поддерживающий решение судьи комментарий по поводу нарушения правил против команды А заставляет болельщиков этой команды в один голос кричать, что ты ******* [плохой человек].
На форуме «НТВ-Плюс» мы раньше активно общались с болельщиками. Я комментировал миланские дерби один за другим. И как сейчас помню — заканчивается очередной матч и видишь ветку комментариев: «Опять болел сегодня за Милан». Следующий комментарий: «Как же он задолбал болеть за Интер». Зритель слышит то, что он хочет слышать. Если ему пришло по каким-то причинам в голову, что комментатор болеет или симпатизирует команде А, а он болеет за команду Б, ты его не переубедишь. Глупо и бессмысленно этим заниматься — это бесполезно.
А вот что касается твоего вопроса, я еще раз повторяю, если над этим задумываться постоянно и пытаться понять «а чего же это меня не любят? », ну, ты реально в специальной больнице окажешься.
— А у вас есть команда-фаворит за рубежом?
— Слушай, я никогда ни за кого не болел за рубежом. Никогда. Потому что это самая огромная ошибка. Главная задача человека, который приходит в журналистику и тем более в комментаторство — это убить в себе болельщика, если ты им когда-то был. Ты приходишь в эту профессию комментировать футбол двух команд. Там две команды. И даже если у команды «Б» два болельщика, а у другой миллион, ты должен этих двух болельщиков уважать.
Когда я регулярно комментировал Англию, мне раз достался матч «Юнайтед» и «Сток Сити». И я, конечно, весь матч говорил про «МЮ». И вдруг я получаю по почте письмо: «Здравствуйте, Георгий, Вас беспокоит российское сообщество болельщиков "Сток Сити". Мы вас очень уважаем, но хотели бы обратить внимание, что мы тоже смотрим футбол и болеем за "Сток". Если вам нужна какая-то помощь про нашу команду, мы вам все напишем, расскажем, обращайтесь, пожалуйста».
В общем, на поле две команды, и ты должен всегда об этом помнить. Хорошо, когда наши с не нашими играют — там все понятно, что все за наших. Это самые легкие репортажи в жизни — все на одной волне. Почему, собственно, Россия — Голландия получилась такой удачной. А в клубном футболе нужно с уважением относиться к и той, и другой аудитории. Другое дело, что ты не можешь их примирить, это не твоя задача. Но нужно соблюдать баланс в репортаже и помнить о том, что у другой команды тоже есть болельщики, и они по-другому слышат то, что ты говоришь, по сравнению с тем, что слышат болельщики первой команды.
А что касается боления, то я никогда в европейском футболе даже не старался ни за кого болеть. Я смотрю, как играют, как взаимодействуют, какие-то сугубо профессиональные вещи. А кто на каком месте, ну, мне по большому счету без разницы. Слежу разве что за персоналиями. Пока Тотти играл, я слегка болел за «Рому». Потом, когда Тотти ушел, мог в каком-то сезоне болеть за «Лацио», например, потому что мне очень нравилось, как работает Симоне Индзаги.
«Тяжелое это занятие — комментировать футбол»
— Какой вид спорта, по вашему мнению, заслуживает большей медийности?
— Никакой. Все на своих местах. Футбол, чего бы про него ни говорили, самый простой и самый доступный вид спорта, потому что для того, чтобы играть в футбол, достаточно круглый предмет, не обязательно мяч, и немножко свободного пространства. Тебе даже ворота не нужны. Тебе не нужны физические данные. Ты не можешь играть в баскетбол, если ты не 2 метра ростом.
Мы не будем говорить про нишевые виды спорта, типа плавания или бобслея. Но сейчас, с точки зрения медийности огромное количество видов спорта получают спонсоров, получают инфраструктуру. Но именно аудитория на все дает ответ. Все считают цифры, все считают просмотры, все смотрят рейтинги. Телевизор не будет показывать непопулярный вид спорта.
И популяризация игры — это естественный процесс, который обусловлен огромным количеством факторов. Вот в Штатах, например, в соккер никто не играл, никому не было интересно. Провели чемпионат мира 1994 года, пошел интерес к футболу, поменялся этнический состав, пришло огромное количество иммигрантов из Латинской Америки, для которых футбол — национальный вид спорта. Он стал более популярным, поэтому MLS, хоть и слабенькая, конечно, но по 80 тысяч собирает на каждом матче.
— То есть феномен Медиалиги также основан на том, что это футбол?
— Ну, во-первых, это футбол. Во-вторых, медиафутбол имеет ровно ту аудиторию, которую он имеет. Она не прибавляется, она не растет.
— Но масштабы Лиги растут. Приглашают больших гостей на финал.
— Безусловно, но это все пока на энтузиазме директора. Медиалига — это Коля Осипов. Когда у проекта есть такой идеолог — он развивается. Что будет с проектом, когда Коле Осипову по каким-то причинам надоест, или он кому-то это передаст — это мы еще посмотрим. Роль личности в раскрутке такого продукта колоссальна. И Медиалига в этом смысле очень яркий пример, когда один человек своим энтузиазмом, своими мозгами, своим менеджерским и маркетинговым образованием и опытом запустил большую интересную историю.
— Если бы у Вас была возможность провести эфир с одним зарубежным комментатором или экспертом, кто бы это был?
— Мне хотелось бы, чтобы в российском комментарии появлялись такие же топовые эксперты, которые приходят ко мне на эфиры. Но они не хотят. И Валерий Карпин предпочел карьеру тренера, а не комментатора, хотя он был бы шикарным комментатором, как и Леонид Слуцкий. Но особенность нашей профессии заключается в том, что в ней тяжело работать.
Я не буду называть фамилию, но один очень хороший футболист, который регулярно появляется на телевидении, я у него спросил: «Слушай, давай я тебя возьму в пару, будем работать, как положено — ведущий комментатор и комментатор-эксперт из числа бывших классных футболистов». Он говорит: «***** [зачем] мне это нужно? Я лучше приду, час посижу у тебя в эфире, несколько раз открою рот за ту же зарплату. Это лучше, чем я буду сидеть потеть и потом на меня выльют ушат говна». Вот и все. И Слуцкий с Карпиным в эфире работали классно, но ты у них спроси: «А чего вы в тренеры-то обратно вернулись? ».
У меня есть ответ на этот вопрос, он очевиден. Мне бы, поэтому, отвечая на этот вопрос, хотелось бы в паре с поигравшим на высоком уровне футболистом или тренером работать стабильно. С Ромой Широковым, кстати, мы несколько лет назад комментировали, по-моему, очень неплохо получилось, как раз вот этот пресловутый «Зенит» — «Спартак». Но Рома тоже выбрал для себя другую жизнь.
Не хотят. Тяжелое это занятие — комментировать футбол. Хотя, по-моему, это невероятно круто — вот тот самый момент, когда нажимаешь кнопку On Air и говоришь бодрым голосом: «Добрый вечер! Мы начинаем прямой репортаж…». Скольким людям из миллионов желающих повезло нажать эту кнопку?
